А потом выйду на ночной воздух (под Воронежем или близ Манхеттена) вдохну
полной грудью и задеру вверх большой палец, останавливая попутку и одновременно
гордясь собой, талантливым таким. И мимо как раз будет проезжать Ян Андерсен,
пропахший рыбой, в драном армейском камуфляже. На ничьей черной "Волге". Ты
наконец-то поймал меня, ловец рыбы, а не человеков - скажу я, отряхая мокрый
снег с ботинок. И покатим сквозь медленно планирующие хлопья снега, как по
дну огромного аквариума...
Когда мы, утомленные ночной ухабистой дорогой, выйдем из машины у бревенчатой
забегаловки (утонувшей в снегу по самую крышу) и будем пыхать паром на
скрипучем скоьзком крыльце, нас обязательно встретит растолстевший Илья
Кормильцев. Не доктор моей болезни, а доктор моего тела - поправит он Яна
Андерсена, и мы все вместе ввалимся внутрь. А там оттолкнувшись от стойки
крутнется в нашу сторону на высоком табурете Алексей Кортнев и прищурится
из-за стойки Андрей Макаревич. И никто из нас не пошутит про макароны. Андрей
подожжет смесь Южного ликера и водки в наших стопках, мы будем капать туда
жженый сахар, а Алексей обязательно напомнит, что наливать ликер надо до
самых краев... будем болтать о коварных женщинах, рыбе, Тутанхамоне и дайвинге.
О Летучем Голландце, Мерилин Монро, креветках на солнечной отмели и искрах
снега на сосновых иголках. Дорогие мои, скажу я всем, вы раскрасили мою серую
жизнь своими яркими красками, научили всему, что теперь умею... я не мог
умереть, пока не скажу вам всем, КАК сильно я вас люблю и нуждаюсь в вас
ежесекундно! Спасибо вам... а теперь мне пора...
А как же Саша Градский? - спросит Андрей, - ты передумал с ним знакомиться?
И Глеб Самойлов - добавит Илья. Да мы с тобой еще на рыбалку съездим - на
Осторов Рока (то есть Скалистый Остров) ухмыльнется Ян, а Валдис пообещает с
парашютом (или с тарзанкой) откуда-нибудь повыше. Мартин скажет - я по утрам
бегать буду, для поддержания твоего здоровья в норме. Тут как раз за окном
промчит на огромном красном лимузине нарисованная девочка с химическим именем
(в которую я вдруг влюбился на старости лет по самые уши) и я опять не умру.
Мы все никогда не умрем.
А поеду я автостопом к себе в Воронеж (или Манхеттен). Там у меня еще
"Принцы масок Ремембера" незакончены.